Не ходите, дети, в Африку гулять! Осторожно, фотограф, это - дикая Африка! «N/ a’an ku se» и белая бушменка Великая рифтовая долина – геологическое чудо Африки
В северной части Танзании, недалеко от берегов озера Маньяра, расположен поселок Мто-ва-Мбу. Он раскинулся вдоль небольшой речушки, давшей ему название. В переводе с суахили Мто-ва-Мбу означает Москитная река. Ничего примечательного в этом поселке нет, кроме того факта, что он служит воротами во всемирно известные заповедники: кратер Нгоронгоро и Серенгети. За сотни километров от них, на востоке, находится «крыша Африки» – гора Килиманджаро. Между этими главными туристическими достопримечательностями страны расположена голая, пыльная равнина, именуемая “Масайскими степями”. Правда, степи она напоминает лишь в непродолжительный период дождей, все остальное время — это полупустыня.
Климатические изменения в регионе хорошо заметны. Ледники Килиманджаро тают, количество осадков сокращается. К тому же эта территория лежит в так называемой «дождевой тени». Образуют ее Килиманджаро и вулкан Меру. Они перехватывают львиную долю всех осадков, приносимых пассатами с Индийского океана. Не удивительно, что здесь четвертый год подряд царит засуха.
Мы с Александром и масаем Айсаком отправились на велосипедах через эти суровые земли на север, вдоль нагорья Великих кратеров, к горе Бога – действующему вулкану Ол Доиньо Ленгаи. Это название ему дало племя масаев, считая, что на вершине живет могущественный Бог, посылающий дождь и низвергающий огненные реки на землю. Последний раз мощное извержение вулкана было сорок лет назад, а небольшие выбросы лавы происходят до сих пор. Своими глазами нам предстояло увидеть величие природы и нищету людей. Пожить в среде, где нужно бороться за свое существование, в масайской глубинке, где нет ни воды, ни еды, ни дорог.
Первым делом я собирался разыскать маленького мальчика, встреченного мною год назад в одной масайской боме (селении). Удивительно, но здесь, на задворках Мто-ва-Мбу, для детей нет ничего лучше, чем получить в подарок обыкновенную ручку. Детских просьб я не забыл - мы привезли с собой школьные принадлежности: карандаши, ручки и тетрадки. Проехав всего около 10-ти километров от села, по песчаной тропе, одновременно являющейся и дорогой, ты оказываешься в другом мире, в другом измерении. Масайское селение напоминает о прошлой, первобытной жизни человечества. Здесь ещё чувствуется дыхание старой Африки. Первыми нас встречает детвора, выскакивающая из своих бом. Они уже знают, что мы привезли им подарки. Десяток детишек тянут свои ручки к волшебной палочке со стержнем – ведь она несет знания! А воздушные надувные шарики вызывают бурю восторга, а также и некоторое замешательство, - такое дети видят впервые! Ну и какой же праздник без конфет.
Я ищу в толпе знакомого мальчика-масая. Айсак вместе с женщинами-масайками изучает фотографию “героя” в журнале “National Geographic”. Им трудно узнать ребенка, ведь мальчуган сфотографирован со спины. К тому же я убеждаюсь, что это не та бома. Неожиданно Айсак показывает на ребенка и говорит: “Это он! Точно он”. – “Айсак, это же девочка!” – говорю я. – “Какая разница? Помоги ей! Сейчас ведь всем плохо!”.
Да, глядя на пустые кизяковые масайские хижины, полуразрушенный загон для скота, грязных детей, понимаешь, что здешние масаи переживают не лучшие времена. Кругом антисанитария, на многих детских личиках сидят мухи. Они лезут в глаза малышей, нос и рот, но ни дети, ни взрослые не обращают на насекомых никакого внимания. Создается впечатление, что мух просто не замечают. Особенно страдают детские глаза. Гноящиеся раны, вздутые животы и инфекции здесь привычное явление. Мы спросили у Айсака: “Почему взрослые масаи на это не реагируют?” – “Потому, что так росли мы и наши предки!” – ответил он. И продолжил: “Дети для нас - главная ценность. У масаев нет беспризорных”. Если родители умирают, детей воспитывают родственники или община. Среди масаев нынче высокая смертность, главной ее причиной является СПИД. Большая рождаемость пока служит гарантом существования племени, но с распространением ВИЧ положение может измениться. А проблема ведь не только в игнорировании средств контрацепции; масаи заражаются и бытовым путем. Я стал свидетелем того, как одним лезвием бреют голову всем жителям деревни, причем на порезы никто не обращает внимания. Такое бритье - это не веяние моды, а традиция, можно сказать их этническая черта, к тому же это - лучшее средство от вшей. Кроме того, мужчины имеют шрамы на лице. Ведь когда-то они считались лучшими копейщиками-охотниками. С копьем они выходили на слона; но главной их добычей был лев. Ведь только сразившись со львом, юноша мог рассчитывать на благосклонность девушек. Не даром львы обходили масаев стороной, впрочем, как и караваны работорговцев. Покидая эти места и продолжив свой путь, я надеялся, что на обратном пути мальчугана я все же отыщу.
К концу следующего дня мы останавливаемся на ночь в большом масайском поселке Энгарука. Нас любезно принял у себя хозяин одной из бом, масай Лаборани. За день мы порядком устали, но оказанное гостеприимство не позволило лечь спать. За ужином под открытым небом, в кругу масаев, Лаборани делился с нами проблемами своей и других семей: - “Больше всего нас беспокоит засуха. За последние четыре года от моего с братом стада в сто голов осталось лишь двадцать. Ситуацию спасают козы, они приспособились к скудной растительности, кормят нас и ещё способны давать приплод. Если б не они, было бы туго!” Присутствующие масаи утвердительно кивают головой.
У масаев скот - мерило богатства и залог женитьбы. Наш проводник Айсак обладает стадом в двенадцать коров, надеясь в ближайшем будущем увеличить его размер до двадцати голов. На вопрос «Зачем?» - отвечает: “Смогу взять себе вторую жену, ведь без коров ее не прокормить!” Айсак и Лаборани отнюдь не юноши. У последнего - одиннадцать детей и две жены. Но о себе он не беспокоится, а вот что ждет молодежь? - Общество разрушается. Молодые масаи, не имея собственного скота, вынуждены отказываться от женитьбы, отправляться в города и села в поисках лучшей жизни и работы. Но ведь многие зарабатывают тем, что стоят у туристических дорог у входа в заповедники, и просят за фото деньги у туристов.
“Прошли времена схваток со львами и битв за скот. Масаи потеряли гордость”, – с горечью констатировал Лаборани. Ели все руками из мисок, лишь чай с молоком попивали из жестяных кружек. Женщины ели отдельно, мы засиделись до поздней ночи. Периодически кто-то из присутствующих брал фонарик и освещал песок вокруг нас; только тогда, когда луч света остановился на скорпионе, стало ясно, зачем это делается.
Простившись с семейством Лаборани, утром, пока еще не жарко, мы отправляемся в путь. Символическая дорога – следы протекторов внедорожников - терялась за горизонтом, утопая в лавовом песке. Когда ехать становилось совсем невмоготу, приходилось останавливаться и тянуть велосипеды по песку. Передвигаясь по местности, заросшей колючим кустарником, нам с Александром несколько раз показалось, что мы слышим плач. Обернувшись, я увидел позади себя мальчика, который бежал за нами и плакал. Невзирая на протесты Айсака, мы решили остановиться и выяснить, в чем дело. Наконец, осмелев, мальчуган подошел к нам. Краткое общение с Айсаком его успокоило, и он перестал плакать. Мы же узнали о причине его беспокойства. Еще вчера мальчик отправился из одной бомы в другую. По дороге он заблудился и всю ночь блуждал по бушу. По словам Айсака, мальчик вряд ли стал бы плакать, если бы не увидел “мзунгу” – белых, то есть нас. Оказалось, что мы испугали его больше, чем ночь.
Я собирался подвезти мальчишку к ближайшей боме, но Айсак запретил это делать. “Пусть бежит за нами. Какой из него масай, если он нюни распускает?” – был его ответ. Традиции воспитания подростков – будущих маронов, я был не вправе менять. Он так и бежал за нами (около трех километров), пока на горизонте не показалась бома. Мы ехали весь день, под палящим солнцем и пристальными взглядами встревоженных страусов.
Вечером, оказавшись в небольшом селении Энгаресо, мы стали лагерем на берегу реки. Эта чудо-река берет начало в нагорье Великих Кратеров и впадает в расположенное поблизости щелочное озеро Натрон. Эта речушка дает жизнь людям и животным в радиусе двадцати километров. В местном кемпинге для немногочисленных туристов бутылка питьевой воды стоит два доллара. Пришлось уподобиться местным масаям и пить воду из речки.
Утром и вечером к воде вереницей тянутся люди и скот. Длинная вереница из ослов и мулов, груженных флягами, бурдюками и пластиковыми бутылками здесь - привычное явление. Жителям отдаленных масайских бом приходится преодолевать расстояние в тридцать-сорок километров в оба конца, чтобы запастись водой на пару дней. Несмотря на то, что здесь протекает река, растительности мало, поэтому на выжженной солнцем равнине часто встречаются павшие домашние и дикие животные. Этот район является геологически активным, о чем свидетельствует близость действующего вулкана Ол Доиньо Ленгаи: его лава подогревает землю изнутри, поэтому с растительностью здесь совсем плохо. Хотя на первый взгляд может показаться, что на его вершине, высотой 2 878м., блестит снег. Но этот «снег» - это всего лишь корка застывшей соды.
К вечеру следующего дня мы отправляемся к подножию священной для танзанийских масаев “Горе Бога” – Ол Доиньо Ленгаи. Масаи боятся селиться на склонах этой горы, полагая, что могут потревожить могущественные силы природы. Вера нынче не та, что прежде; и дело даже уже не в горе, а в воде, точнее ее близости. По дороге встречаем группу вооруженных небольшими луками и копьями масайских детишек. Я думал, что они охотятся, а оказывается – защищаются. В период засухи стаи бабуинов в поисках пищи спускаются с нагорья и нападают на детей. Поэтому вечером дети вынуждены объединяться в группы, вооружившись примитивным оружием, чтобы в случае необходимости себя защитить.
Целую ночь мы потратили на то, чтобы взобраться на вершину, представляющую собой кратер размером с футбольное поле. Лава, щелочь и пепел на Ол Доиньо Ленгаи создали необыкновенный пейзаж. Идешь по хрустящей щелочной корке, покрывающей всю поверхность кратера, любуешься вулканическими пиками и дышишь ядовитым сероводородом. Но мы были вознаграждены в полной мере, увидев извержение, начавшееся на небольшом участке кратера. Темноту ночного неба озаряла магма, выбрасываемая вулканом из одного из многочисленных жерл. Когда рассвело, цвет магмы потускнел, и стал казаться нам черным. Эта черная раскаленная масса текла у наших ног, напоминая не то горячий асфальт, не то шоколад. Солнце и отсутствие воды заставило нас начать спуск вниз. Сделать это было не так-то легко. Айсак остался очень доволен подъемом, ведь по поверьям масаев, те, кто поднялся и спустился вниз живым и невредимым, может рассчитывать на покровительство бога, а оно нам ох как пригодится.
Жажда нас убивала, и путь к реке превратился в сплошной ад. Айсак с проводником уселись под куцым кустиком. - Вы что, решили здесь умирать? - спросил Саша. - Нет! У нас сиеста, - услышал он в ответ. Нашему пути по раскаленному песку не было конца. Саша не выдержал и в первой же боме попросил воды. Старушка масайка протянула ему небольшой замасленный калебас. Несмотря на то, что вода была очень мутной, он не в силах был отказаться. Но этого хватило ненадолго. – Маджи! – сказал Саша, показывая оборванным детишкам на пустую бутылку. Когда дети принесли воду, я, глядя на ее прозрачность, подумал, что у нас у скота она и то чище. Хорошо, что Саша удержался, лишь облил себя, но пить ее не стал. Тогда для нас не было большего счастья, чем оказаться в реке. Мы были в раю!
Благополучно возвратившись в Мто-Ва-Мбу, мы снова занялись поиском мальчонки-масайчика. Ведь, собственно говоря, это была одна из целей нашего приезда в этот район. Я его не видел целый год и меня интересовала судьба замурзанного малыша, уныло смотрящего в пустой загон для скота. К вечеру, несмотря на усталость, мы отправились на его поиски. На этот раз в появляющихся на горизонте масайских селениях я пытаюсь определить знакомую бому. Интуиция и память меня не подвели – мы оказались в нужной боме. Я заметил, что здесь всё осталось по-старому, лишь форма крааля, загона для скота, изменилась. К основному загону добавили маленький – для молодняка. С виду пустынное селение тут же оживает: из ниоткуда появляются детишки, со всех ног бегущие посмотреть на прибывших мзунгу. Я жадно ищу глазами знакомые черты карапуза. И вдруг я закричал: “Это он! Я его узнал!!!” Радости моей не было предела – ведь я всё-таки его нашёл! Но Айсака смущает одежда малыша – на старом снимке мальчуган в лохмотьях, а сейчас на нём приличные вещи из секондхенда. Старик масай, выполняющий роль няньки-воспитателя, увидев фотографию в журнале, подтвердил: “Лепапа, кто ж ещё! А по поводу одежды он объяснил: Его отец устроился на работу – теперь в семье появились кой-какие деньги и родители могут позволить себе одевать малыша получше.”
Лепапа – сын отца, так переводится его имя. Теперь у него все будет хорошо, в этом я уверен. Мальчуган меня не узнал, и был очень удивлён всеобщим вниманием сородичей и вручёнными ему подарками.
Тем временем Айсак вводил толпу любопытных в курс дела, а именно: кто мы такие и зачем приехали. Вскоре Айсак подвёл ко мне молодую масайку с грудным ребёнком на руках и сказал: “Ты хотел помочь масаям? Помоги ей! Помоги её детям!” “Чем я могу им помочь?” – спросил я. “Стань их отцом. У тебя будет хорошая жена. У неё есть свой дом, скот, и она может рожать детей; что ещё в жизни надо!” “А где отец её детей?” “Он умер от СПИДа; здесь такое случается часто.” “Детям я помогу, а вот о семье думать рано, тем более, что впереди у меня ещё такой далёкий путь.”
Клубы пыли в вечернем небе возвещали о том, что с пастбища возвращается скот. И нам было пора возвращаться. Простившись с Лепапой и всеми присутствующими, мы отправились догонять заходящее солнце.
Автор статьи и фотографий - Евгений Рафаловский
смотрите также - Великая рифтовая долина – геологическое чудо Африки
вернуться в раздел - Рассказы об Африке
тел. 066 712 53 03
mail: rafmir@ukr.net
